Модель инженера Драницина - Страница 35


К оглавлению

35

Когда водворилась тишина, председатель — древний старичок — поднялся и, поправив очки, дрожащим от волнения голосом сказал:

— Трудящиеся, двести девяносто шестое собрание Гороховского общества археологии и ископаемых древностей считаю открытым.

Сегодня наш уважаемый сочлен Ягуарий Сидорович Перманент, бывший Фечкин, доложит нам результаты своих ценнейших изысканий в связи со сделанной им находкой на Угорских огородах. Предоставим ему слово.

— Просим, просим, — закричали с галерки.

Ягуар Сидорович привстал и прочувствованно приложил одну руку к сердцу, другая же по-прежнему судорожно сжимала ручку чемодана. Шум утих. И Перманент начал.

— Уважаемые сочлены, согражданки и сограждане!

Сделав небольшую паузу и отпив глоток воды, Ягуар Сидорович галантно поправил галстук и продолжал.

Он говорил о наших предках, о первобытных временах, полемизировал с теми якобы учеными, которые думают представить первобытное общество как общество, стоящее на низкой ступени развития.

— Эти невежественные теории, — гремел он, — поддерживаются некоторыми лжеучеными, имеющими дерзость состоять членами нашего прославленного общества. — При этом он сделал жест в сторону Чубукеева.

— Прошу не намекать, — завопил тот.

Но Ягуар Сидорович не смущаясь продолжал.

— Как ничтожны доводы Чубукеева и ему подобных, как никчемны их взгляды в свете о подлинной науке, об этом говорит моя находка.

— Чубукеев, — кричал Ягуар, — смел утверждать, что в первобытном обществе не знали искусства обработки металлов, он имел дерзость утверждать, что даже брились там каменной мотыгой. И вот, сочлены, я нашел... — Ягуар Сидорович, как опытный артист, сделал паузу. Зал замер. — Я нашел, — неестественно высоким голосом продолжал он, — аппарат. Высококвалифицированный консультант наш Аким Федулович, — он сделал жест в сторону слесаря, — установил, что это паяльная машина такой чудовищной конструкции, которой не знает современная цивилизация.

— Не может быть, — прохрипел Чубукеев. — Он лжет.

— Фальшивка, — кричала его жена, сухопарая женщина с лошадиной физиономией. — Определенная фальшивка.

О, как ожидал Ягуар этой минуты! Широким жестом положил он руки на крышку чемодана.

— Вам нужны факты?— вскричал он...


Человек в сером пальто, сидевший в ложе, поднес к губам маленький свисток.


— Вот факты, — патетически закончил Ягуар.

Крышка чемодана крякнула и на стол, жалобно гремя, вывалилась старая керосинка с разбитым резервуаром, и следом за ней грузно ухнула тяжелая двадцатипятифунтовая гиря.

— Ха-ха-ха-ха, — содрогался зал.

— Ха-х-ах-аха, — гремел Чубукеев и его сторонники.

Ягуар Сидорович беспомощно озирался по сторонам. Ему казалось, что пол колеблется под его ногами. Внезапная мысль осенила его мозг.

— Это подвох, — закричал он. — Это происки врага моего Чубукеева, он, он, вместе с Петькой украли мою находку. — И он бросился на Чубукеева. Следом за ним кинулись на противников Федор Кузьмич и слесарь и решительным шагом, все еще держась за кобуру, проследовал Гусь. Нина Петровна рыдая била известного краеведа Чубукеева портфелем.

Началась форменная потасовка. Тщетно звонил председатель. В зале стоял невообразимый шум. Дежурный милиционер дал тревожный свисток...

Васька Клещ быстро взмахнул ножом...

...И в ту же минуту всюду погас свет.

Публика, крича и толкаясь, бросилась к выходу.

Человек в пальто опрометью выскочил за дверь, все было ясно — квартирант парикмахера похитил модель.

Было десять минут девятого. Взяв извозчика, человек в пальто помчался на вокзал. — Скажите, — спросил он начальника станции, — не уехал ли со скорым один юноша лет так семнадцати?

— А это парикмахерский квартирант? Как же, как же — уехал. Я ему и билет брал.

Незнакомец позеленел, поднял воротник и нервно зашагал по перрону. Почтовый отходил через сорок минут.


Скорый поезд уносил Петю в Москву. Город остался далеко позади.

Обыватели в домах, обросших палисадничками, скамеечками, ставнями, обсуждали скандальное собрание, кое-где играли по маленькой в преферанс. Известный краевед Чубукеев, потирая ушибленное колено и пряча порванный локоть, весело пировал в кругу друзей. Ягуар Сидорович лежал и слегка постанывал, голова его была обвязана мокрым полотенцем. Подсчитывала дневной барыш тетя Паша. Тихон Петрович Кусачкин-Сковорода, сидя в камере угрозыска, терзался, снедаемый смертельным ужасом. Бредил миллионами, Парижем и женщинами сумасшедший Бобриков.

Плыла ночь. Обыватели широко зевали, и вот уже гаснут огни за прикрытыми ставнями. Сон ползет над городом.

И только поэт Павел Трепещущий (псевдоним), выпив шестую рюмку, бормочет, уставясь глазами в сырую неопрятную стену:

— Скучно на этом свете. Скучно.

На болоте квакают лягушки. Но с окраин наступают бодро гудящие лесопилки и вытягивает каменный хобот элеватор. Додремывает свой век глухая провинция, идет год 1927-й.

Скорый поезд уносит Петю в Москву. Петя лежит на верхней полке. Он не может уснуть. Руки его обнимают драгоценный чемодан, а в нем, тускло поблескивая никелем и медью деталей, лежит модель инженера Драницина.

Глава XVI (последняя)
АВТОР ПЕРЕСТАЕТ ОБМАНЫВАТЬ ЧИТАТЕЛЯ

— Таня, вам открытка, — проговорила соседка, подавая только что пришедшей девушке помятый кусочек картона. Таня небрежно взяла его и прошла в комнату. Прочитав, она беспомощно опустилась на кровать. Руки и ноги отказывались служить. В голове у нее шумело.

35